Глава 2

Восторг слияния! Вот в чем истинная суть, средоточие, цель и назначение бытия[2].

– Алло, это Филип Слейт?

– Да, Филип Слейт слушает.

– Это доктор Хертцфельд, Джулиус Хертцфельд.

– Джулиус Хертцфельд?

– Голос из прошлого.

– Далекого прошлого. Из плейстоцена. Джулиус Хертцфельд! Поверить не могу. Это сколько же?.. Лет двадцать прошло? И чем обязан?

– Видишь ли, Филип, я звоню по поводу оплаты. По-моему, ты мне остался должен за последнюю встречу.

– Что? За последнюю встречу? Но я же помню…

– Шутка, Филип, расслабься. Забыл старика? Балуюсь по старой памяти. Седина в бороду… Ладно, если серьезно, я звоню тебе вот по какому делу. Видишь ли, у меня появились кое-какие проблемы со здоровьем, начинаю подумывать о пенсии. Так вот, я размышлял тут на досуге и подумал, неплохо было бы встретиться с бывшими пациентами – устроить нечто вроде посттерапевтической беседы – так, ради собственного интереса. Потом объясню подробнее, если захочешь. В общем, я вот что хотел тебя спросить: не могли бы мы с тобой повидаться? Побеседовать часок, вспомнить нашу работу, поболтать, как и что? Это было бы интересно и полезно для меня – а может, и для тебя тоже.

– Гм… часок. Что ж, я не против. Надеюсь, это бесплатно?

– Если не захочешь выставить мне счет – это же я прошу твоего времени. Может, на этой неделе, скажем, в пятницу после обеда?

– В пятницу? Идет. В час дня. Я не стану брать с вас за услуги, доктор Хертцфельд, но на этот раз мы встретимся на моей территории. Я сижу на Юнион-стрит – 4-31 Юнион-стрит, возле Франклин. Найдете номер офиса на указателе – «доктор Слейт». Я теперь тоже терапевт.


Джулиус поежился, вешая трубку. Он развернул кресло и вытянул шею, чтобы увидеть хоть краешек моста – после такого разговора ему срочно требовалось посмотреть на что-нибудь красивое. Да, и еще держать что-нибудь теплое в руках. Он набил пенковую трубку «Балканским Собранием», чиркнул спичкой и затянулся.

Боже мой, боже, старушка латакия, этот терпкий медвяный аромат – что может быть лучше на свете? Невероятно – он столько лет не курил. Им овладела мечтательность. Он вспомнил тот день, когда бросил курить. Должно быть, сразу после памятного визита к зубному, старику-соседу Денбоеру, который умер двадцать лет назад. Двадцать лет – неужели столько времени прошло? Джулиус как сейчас видел перед собой длиннющее голландское лицо и очки в золотой оправе. Старик Денбоер под землей вот уже двадцать лет, а Джулиус все еще коптит небо. Пока.

«Это уплотнение на нёбе мне совсем не нравится. – Денбоер слегка покачал головой. – Нужно сделать биопсию». И хотя биопсия дала отрицательный результат, Джулиус не на шутку встревожился – как раз на той неделе он похоронил Эла, своего старинного приятеля по корту, заядлого курильщика, сгоревшего от рака легких. Не последнюю роль сыграло и то, что в это же время он читал воспоминания Макса Шура, личного врача Фрейда, где автор, не скупясь на подробности, расписывал, как раковая опухоль – результат неистребимой любви Фрейда к сигарам – последовательно уничтожила сначала его нёбо, затем челюсть, а потом и саму жизнь. Шур пообещал Фрейду, что, когда придет время, он поможет ему умереть, и когда в конце концов Фрейд объявил, что боль сделалась такой невыносимой, что тянуть больше нет смысла, Шур доказал, что он человек слова, и вколол пациенту смертельную дозу морфия. Вот это был доктор. Много ли найдется таких Шуров в наши дни?

Двадцать с лишним лет без единой затяжки. А также без яиц, сыра и животных жиров. В общем, пост и воздержание – и никаких проблем. До того самого чертова осмотра. Теперь ему разрешено все – курево, мороженое, лишнее ребрышко, яйца, сыр… все. Какой смысл теперь думать об этом? Какой смысл во всем? Через год-другой Джулиуса Хертцфельда бросят в землю на съедение червям, и его молекулы разбредутся в поисках новых соединений. А через какую-нибудь пару-тройку миллионов лет и от Солнечной системы ничего не останется.

Чувствуя, как вновь спускается завеса отчаяния, он усилием воли заставил себя вернуться к настоящему. Итак, Филип Слейт стал терапевтом. Невероятно. Замороженный, способный думать только о себе – и, судя по звонку, он мало изменился. Джулиус затянулся и недоверчиво покачал головой, потом снова взял дело Филипа и продолжил читать то, что надиктовал после первой беседы.


ОСНОВНОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ – навязчивые сексуальные желания с 13 лет, усиленная мастурбация с подросткового возраста до настоящего времени – иногда по четыре-пять раз в день, постоянно думает о сексе, мастурбирует, чтобы снять напряжение. Мысли о сексе отнимают большую часть времени. Сам признается: «за то время, что я потратил на женщин, я спокойно мог бы защитить кандидатскую по философии, выучить китайский язык и астрофизику».


ОТНОШЕНИЯ С ЛЮДЬМИ: одиночка. Живет один с собакой в маленькой квартире. Друзей нет. Один как перст. То же с друзьями по школе и университету – абсолютно по нулям. Длительных связей с женщинами никогда не имеет – сознательно уходит от серьезных отношений, предпочитает переспать единожды, несколько раз имел более продолжительные связи, около месяца, но в таких случаях первой обычно уходит женщина – либо требует более серьезных отношений, либо недовольна, что ее используют, либо ей не нравятся его связи с другими. Постоянно ищет новизны – навязчивое желание одерживать победы, но полного удовлетворения не достигает никогда. Иногда в каком-нибудь городе знакомится с женщиной, вступает с ней в контакт, бросает ее и уже через час съезжает из гостиницы, чтобы пуститься в новые поиски. Ведет записи своих побед и за последний год переспал с девяноста женщинами. Говорит об этом совершенно равнодушно – не стыдится, но и не хвастает. По вечерам, если остается один, начинает испытывать беспокойство. Обычно секс действует, как валиум. Если же переспит с женщиной, успокаивается и весь вечер может спокойно читать. Никаких гомосексуальных проявлений или фантазий.

Что считает удачным днем? Освободиться пораньше, подцепить девицу где-нибудь в баре, переспать с ней (лучше до ужина), по-быстрому отвязаться, желательно так, чтобы не приглашать на ужин (чаще не удается). Основное желание – поскорее вырваться на свободу, чтобы почитать или пораньше улечься спать. Никакого телевизора, кино, друзей или спорта. Единственное, что увлекает, – книги и классическая музыка. Запоем читает классику, историю и философию – никакой беллетристики, ничего современного. С жаром рассуждает о Зеноне и Аристархе – его теперешнее увлечение.


БИОГРАФИЯ: родился и вырос в Коннектикуте, единственный ребенок, семья состоятельная. Отец владелец инвестиционного банка, покончил жизнь самоубийством, когда Филипу было 13. Об обстоятельствах и причинах ничего не знает – возможно, довели придирки матери. Явная детская амнезия – почти ничего не помнит о раннем детстве и совсем ничего – о похоронах отца. Мать снова вышла замуж, когда ему было 24. В школе держался особняком, с головой в учебе, друзей не было, с 17 лет, после поступления в Йель, порвал всякие отношения с родными. Звонит матери один-два раза в год, отчима в глаза не видел.


РАБОТА: преуспевающий химик – разрабатывает гормональные пестициды для «Дю Пон». Строго нормированный рабочий день, с восьми до пяти, от работы не в восторге, в последнее время заскучал. Следит за новинками в своей области, но только во время работы. Хорошая зарплата плюс премии. Жуткий скряга – обожает подсчитывать свои доходы и играет на бирже, поэтому обеденные перерывы проводит в одиночку, просматривая биржевые колонки в газетах.


ВНЕШНЕЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ: шизоидный тип, сексуально озабочен, очень зажат – в глаза не смотрит, ни разу не взглянул на меня, избегает личного контакта – ощущение, что вообще не знает, как строить отношения; от моего неожиданного вопроса, какое впечатление я на него произвожу, удивился до крайности – как будто я говорю на каталонском или суахили. Очень напряжен, так что даже я чувствовал себя неловко. Чувство юмора на нуле. Блестяще образован, мысли излагает ясно, но буквально каждую мелочь приходится тянуть клещами – я даже взмок. Крайне обеспокоен стоимостью лечения (хотя свободно может это себе позволить). Попросил снизить оплату, но я отказался. Был очень недоволен тем, что мы начали на пару минут позже, и не постеснялся спросить, продлю ли я сеанс, – трясется за свой кошелек. Дважды осведомился, за сколько дней он должен предупредить меня, что прекращает лечение, – чтобы, не дай бог, не переплатить.


Захлопнув папку, Джулиус задумался: «Значит, теперь, двадцать пять лет спустя, Филип Слейт стал терапевтом. Что может быть нелепей? Судя по всему, он ничуть не изменился: по-прежнему не понимает шуток и все такой же скряга (дернул же меня черт пошутить про оплату). Психотерапевт без чувства юмора? И такая ледышка? А эта просьба – «встретиться на его территории». Джулиус снова поежился.

Загрузка...